Николаевский художественный русский драмтеатр
Постановка — Йонас Бузиляускас (Литва)
Сценография — Валерий Дикштейн
Исполнители — Евгений Олейник, Андрей Карай
Премьера — 27 марта 2018
Спектаклем по этой пьесе С.Мрожека, поставленным литовским режиссёром и актёром Йонасом Бузиляускасом, Николаевский художественный русский драмтеатр открыл Камерную сцену. Её планировали открыть давно и даже несколько раз показывали в этом помещении спектакли: на одном из фестивалей «Homo Ludens» мы смотрели здесь черниговскую и харьковскую постановки. Но это были отдельные события, и помещение служило репетиционным залом. Теперь же в нём и на ведущей к нему лестнице сделан (почти закончен) капитальный ремонт, и теперь камерная сцена будет функционировать постоянно, для неё создадут репертуар. «Эмигранты» и стали первой страницей в биографии новой сценической площадки Николаевской русской драмы.
У моего личного интереса к этой постановке несколько источников. Во-первых, я люблю эту пьесу, вообще люблю пьесы, дающие богатый материал для речевой, интонационной, психологической игры. И я видела замечательное воплощение всех этих возможностей Сергеем Бабкиным в спектакле Игоря Ладенко в харьковском «Театре 19″. Наконец, прошлым летом в Очакове, на второй международной летней театральной школе «Театрон» я видела актёрскую игру Йонаса Бузиляускаса в его собственном спектакле, и там интересно была разработана и воплощена именно речевая, интонационная партитура роли. А ещё – и это уже было из области не художественной, а житейской, социальной, – мне было интересно, как зазвучит тема эмиграции сейчас, ведь за десять лет, прошедших с харьковского спектакля, многое изменилось, и тема эмиграции, тогда совершенно затухшая, сегодня в Украине вновь звучит остро. Мне было интересно, как увидит эту тему человек, с которым у меня общее советское прошлое и такое разное постсоветское настоящее.
Действие «Эмигрантов» разворачивается в новогоднюю ночь в подвале дома, где живут двое мужчин. В тексте пьесы вроде бы повсюду выпирает схематизм. Люди, живущие на своей земле, на родине, расположились на разных этажах этого явно символического дома, а двое эмигрантов ютятся в подвале. Жестко схематична и социальная принадлежность персонажей: интеллигент и работяга. Первый собирает материал на книгу о свободе и рабстве, а второй – копит каждую копейку, мечтая вернуться на родину, к семье, и построить дом. Но с самого начала ясно, что ни книга не будет написана, ни дом не будет построен, и под конец один уничтожит свои записи, а другой – свои деньги. Ни тот, ни другой не достигнут желаемого потому, что оба целиком в желанном будущем, их нет в настоящем: они даже свой простой быт обустроить не в состоянии, они даже не жалеют, что праздник себе устроить не могут, хотя сверху, из дома, к ним то и дело долетают звуки того праздника. Какое уж там написание книги или постройка дома… Всё это, повторю, схематично, то есть предсказуемо и – должно бы быть скучно. Однако чего в «Эмигрантах» нет, так это скуки. От которой пьесу спасают с потрясающим мастерством написанные диалоги. Этот бесконечный разговор подобен виртуозному поединку фехтовальщиков, он полон неожиданных поворотов, смены тем, изящных, точных выпадов и ответных уколов. В самые непредсказуемые моменты собеседники не раз и не два меняются ролями: только что оборонявшийся вдруг переходит в наступление, безусловная, казалось бы, правота в одно мгновение оборачивается очевидной виной, железобетонный аргумент обнаруживает свою слабость… И всё это так по-житейски, так психологически достоверно…
Смешно сказать, но десять лет назад на спектакле харьковчан я вообще прошла мимо сюжета, на краю сознания возникла и мгновенно исчезла даже и откровенная ассоциация с беккетовским «В ожидании Годо». Всё внимание поглотила речевая игра, для которой «Эмигранты» дают поистине неограниченные возможности. Любопытство насчёт сюжета в его бытовом, житейском преломлении возникло только сейчас: мне, повторю, стало интересно, как чувствует житейскую подоплёку этой метафорической истории человек из вполне благополучной нынешней – не нашей – жизни.
О жизненной подкладке сюжета «Эмигрантов» в николаевском спектакле более всего напоминали звуки «наземной» жизни обитателей дома – празднование Нового Года, – прострачивающие спектакль, и вполне натуральная обстановка подвала. Лишь водопроводная труба на заднике, изображавшем подвальную стену, выглядела символично – единственной нитью, связующей два мира, надземный и подвальный.
Йонас Бузиляускас:
- Эта пьеса Мрожека актуальна и сейчас, когда тема эмиграции не звучит так остро, как сорок лет назад, когда она была написана. Что и неудивительно: эта история прежде всего про свободу и рабство человека, – неумирающая тема. А тема эмиграции для людей с советским прошлым слишком долго была актуальной, и хотя сейчас совсем другая жизнь, мы всё равно ощущаем эту тему. Мотив, который громче всего звучит в ней для меня сейчас: никому мы «там» не нужны, – и тогда получается очень актуальная вещь, мне кажется. Я ощущаю эмиграцию вынужденным шагом. Люди должны жить в своей стране, со своими семьями, строить дома за деньги, заработанные в своей стране, а не куда-то уезжать, оставляя семьи, детей… И когда они возвращаются, дети уже выросли без них, и дом, который они уже могут построить и, может быть, строят даже, теперь никому не нужен…
Жизнь не ждёт. Её нельзя отложить на завтра, – эта тема отчётливо звучит в николаевских «Эмигрантах» в контрапункте происходящего «здесь», в подвале, перед нашими глазами, и праздничного веселья новогоднего застолья, прорывающегося сюда из надземного мира.
Йонас Бузиляускас:
- Мы ставили спектакль и о противоестественности разрыва связей, и о двух мирах. То и дело доносящиеся сюда звуки праздника, танец над головами живущих в подвале, – мне кажется, это и есть отношение к приезжим, эмигрантам. На них смотрят не как на равных, а как на рабочую силу. Понятно, что люди едут не от хорошей жизни, что в этой проблеме много пластов. Театр не может её решить, но может показать своё отношение к ней. Я не исследую корни, почему так получилось, я показываю, к чему это всё приводит человечески. Я ничего не имею против развлекательного театра. Но дело настоящего театра – задавать вопросы. Чтобы человек задумался. Мне кажется, в этом миссия театра.
В спектакле играют Евгений Олейник и Андрей Карай. Олейник чувствует себя в роли вполне свободно, у Карая, особенно вначале, многовато суеты в физическом действии и неопределённости в ощущении настроений персонажа. Оба актёра пластичны и во внешнем действии, и в состояниях своих героев. Это важно, потому что режиссёр стремится воплотить богатую гамму нюансов, заложенную в текст драматургом.
Йонас Бузиляускас:
- Мы наметили и проработали основные смысловые и эмоциональные линии, как бы поставили рамку. «Эмигранты» – классика, а классика всегда многослойна. И я надеюсь, что с каждым новым показом актёры будут всё лучше обживаться в истории, которую они играют, передавать в своей игре всё больше нюансов.
Я не очень хорошо знаю обоих актёров, поэтому наверняка утверждать не берусь, но ощущение было такое, что им сильно недостаёт навыков игры на малой сцене, работы на зрителя, до которого буквально рукой подать. Мне показалось, что они играли как на большое сцене родного театра. Они не то чтобы кричали, но голоса, звука было слишком много, и громкость не оставила места нюансам.
Йонас Бузиляускас:
- У Евгения и Андрея действительно нет опыта работы на камерной сцене. На репетициях мы говорили, что не надо кричать. И ещё – что не надо прятаться. Нужно, чтобы зритель видел ваше лицо, каждый ваш взгляд, движение. Я думаю, с каждым показом спектакль будет меняться. Актёрам понравится играть на малой сцене. Как режиссёр, я люблю работать и на малой, и на большой площадке, где много больше возможностей, средств выразительности. Но актёрски безусловно предпочитаю камерную сцену, в малом пространстве актёру работать интереснее.
Режиссер прав: в этом спектакле есть точки роста, реальные, а не просто желаемые. Потому что точки эти находятся в области актёрской игры, того, что с в течении жизни спектакля может меняться. А прежде всего – потому, что постановщик подробно проработал мизансцены (что видно на снимках), речевую, интонационную партитуру спектакля. Эта режиссёрская проработка сценического пространства и времени стала для меня самым отрадным моментом предпремьерного показа «Эмигрантов» в Николаевской русской драме. Когда каждое мгновение в пространстве спектакля что-то происходит. То есть меняется, то есть живёт. Вы скажете: но это же азы режиссуры, только так и должно быть, и никак иначе. Верно: так быть должно. Но часто ли так бывает в современном украинском театре? Сколько мёртвых спектаклей нам приходится смотреть… А ведь мёртвый спектакль – это как раз и есть в первую очередь неосвоенное время и пространство.
Николаевский спектакль расставил в «Эмигрантах» свои акценты. Как и в пьесе, Интеллигент в конце успокаивает Работягу, уверяет, что тот вернётся на родину, к семье, и построит свой дом. Из эмиграции, и правда, надо возвращаться. Из чужих земель – на свою землю, из фантазий – в реальную жизнь, из неверия – к уверенности в себя, из небрежения профессией – к профессионализму…
В финале герои лежат на кушетках по краям сцены, слева и справа. В центре – стол со свечой, над ним – лампочка. Между пламенем свечи и светом лампочки – тьма пустоты. Всё затихает. В этой черноте в центре сцены, возможно, кроется конец. Но может быть, там притаилось начало…
Николаев,
март 2018
