А после осеннего марафона по фестивалям театров кукол довелось участвовать в работе жюри Всеукраинского смотра-конкурса театров кукол «Премьеры сезона 2016-2017″. Мы просмотрели в записи двадцать шесть постановок двадцати театров кукол: семнадцати государственных и трех частных. Спектакль начинается с пьесы, начнём с неё и мы.

Драматург

Премьеры прошедшего сезона заметно расширяют традиционный репертуар театров кукол. Среди новых, во всяком случае, не примелькавшихся названий – собственные инсценировки постановщиками известных произведений: «Фарбований лис» по мотивам сказки И.Франко, инсценизация А.Куцыка и В.Малышко (стихи) Закарпатского областного театра кукол «Бавка», «Золоторогий олень» по поэме Д.Павлычко, инсценизация С.Брыжаня и Н.Шаповаловой, Львовский областной театр кукол. Энтузиасты возвращают в культурный оборот имена забытых авторов произведений, написанных столетие назад: «Ось та Ась» Н.Крат по мотивам думы-сказки С.Васильченко (Львовский театр эстрадных миниатюр «І люди, і ляльки»), инсценизация А.Солоняком сказки «Рибалчина русалонька» В.Королива-Старого (Винницкий областной театр кукол «Золотой ключик»), «Принцесса А-Почему» И.Бутняка по сказке С.Ронкальи (Черновицкий театр анимации Ивана Бутняка).

Есть в программе нынешних премьер сезона и три постановки по собственным пьесам: «Божественна комедія…АнДанте» Н. Крат (Львовский театр «І люди, і ляльки»), и два спектакля Одесского областного театра кукол – «Интервью с ведьмами» Е.Корняга и «Бумага» А.Горенштейна.

Не всегда тексты пьес собственного сочинения качественны, что моментально сказывается на спектакле. Например, в постановке «Ивасика-телесика» херсонским театром «Би-ба-бо» слишком много прямых нравоучений типа слов главного героя, что маме нужно помогать. Прямая мораль в спектаклях для малышей уместна, но всё-таки и здесь её не должно быть слишком много (к слову, хороший пример ненавязчивого обучения – в спектакле «Чарівні слова» Запорожского театра кукол: сперва в речи персонажа звучит украинское слово, которого малыш может не знать, а потом оно поясняется известным синонимом. Так, услыхав, что ведьме нужно «хатинку лагодити», Иванко спрашивает «Що?» и слышит в ответ – «Ремонтувати»; или в том же спектакле – вереница синонимов известного слова: «додуматись – дотумкати, допетрити…»).

«Интервью с ведьмами» Е.Корняга,
Одесский областной театр кукол

В свойствах драматургической основы заложена главная проблема интересного по форме, актерскому исполнению спектакля Одесского областного театра кукол «Интервью с ведьмами», поставленного белорусским режиссёром Евгением Корнягом по собственной пьесе. Когда в спектакле полтора часа, хоть и на разные лады, но говорят об одном и том же, и ты уловил, что тебе хотят сказать, в первые пять минут, никакие режиссёрские и сценографические изыски не могут в достаточной мере заполнить оставшееся время спектакля. Причём неважно, верно ли ты понял, о чём говорит театр. Главное – ощущение бесконечного повтора одного и того же, без приращения качества – хоть смысла, хоть эмоции. Одного образного разнообразия недостаточно.

Но возможно, что проблема качества текстов пьес касается также известных авторов. Мне не удалось раздобыть пьесу Е.Чеповецкого, по которой поставлен спектакль «Приходи, сказка!» в Черновицком театре кукол, и сравнить с тем, что звучит со сцены, но если театр не сильно отошёл от оригинала, то в пьесе немало сюжетных натяжек. Например, корова Аннабель сетует, что ещё немного – и она получит солнечный удар, а вскоре – что у неё болит голова, и мы понимаем: от этой самой жары. А вслед за этим сказочник Дональд посылает за коровой корабль, который привезёт её к нему на день рождения, и оказывается, что корове нужно будет подавать сигнал – мычать, чтобы корабль её нашёл. Но с чего это вдруг он может корову не найти?.. В сказках Дональда Биссета, по которым написана пьеса Чеповецкого, есть корова Аннабель, и корабль при ней имеется, и там корова тоже мычит, но… Корова из пьесы (из спектакля) обретается, как мы помним, в жарком климате. А в сказке Биссета – на берегах Англии, родины писателя, которую недаром называют туманным Альбионом. У Биссета мычанье коровы служит звуковым маяком, благодаря которому кораблю удается достичь берега, не напоровшись на скалы. Но в том сюжете, который разыгрывается на сцене, никакого тумана нет, зато есть туман в причинно-следственных связях пьесы (повторю, если это не отсебятина постановщика; но в любом случае логика отсутствует).

Не секрет, что сюжеты детских пьес традиционно имеют особенности, осложняющие их постановку в театре, в том числе и кукольном. На мой взгляд, самые заметные из них – бедный (точнее сказать, короткий) событийный ряд и несценичность многих событий сюжета (очень может быть, это потому, что драматург мыслит не сценическими, а литературными образами). Естественно, всё это напрямую отражается в спектакле.

Режиссёр

Если в истории мало действия, значит, в ней много разговоров. К сожалению, разговорность пьесы не всегда преодолевается в спектакле. Пример – «Калиф-лелека» В.Гауфа Запорожского театра кукол (режиссёр Мария Власенко), в котором очень мало действия, но много разговоров, да в придачу ещё и длинные песни с бедным зрительным рядом. То ли барьер недейственности сюжета и в самом деле трудно взять, то ли режиссёры не очень стремятся его преодолеть. Но честно говоря, я не представляю, как можно поставить увлекательный спектакль для детей, в котором мало действия, но полно разговоров. Во всяком случае, мне такой спектакль не попадался.

Особая тема – длинноты. Ощущение такое, будто режиссёры, в том числе кукольники, считают, что детский спектакль должен быть не короче тридцати пяти минут. А лучше – сорока. Вот тут мы и вспомним про краткость событийного ряда многих (если не большинства) детских пьес. Следы растягивания спектакля встречаются так часто, что называть конкретные постановки и театры нет смысла. Легче сказать, где таких временнЫх растяжек нет. И тут либо у постановщиков проблемы с формой, то есть с ощущением времени, как физического, так и художественного, либо предубеждение насчёт минимальной продолжительности детского спектакля таки существует (или и то, и другое вместе). Но второе, конечно, ошибка. Мне доводилось, правда, нечасто, бывать на получасовых спектаклях для взрослых, и ощущение неестественной краткости ни разу не возникало. А тут дети. С другой стороны, большинство детских сказок можно рассказать и показать минут за десять, так что проблема, как развернуть сказку в спектакль, не надуманная.

Самое распространённое её решение – вставки музыкальных эпизодов: танцев, а чаще – песен. Оно бы и хорошо: впечатления от предыдущего эпизода как раз улягутся в детском восприятии, но… Если сюжет не движется и, следовательно, не занимает внимание зрителя, его надо занять чем-то другим, и во вставных эпизодах логично ожидать всплеск фантазии постановщиков. Однако в реальности наблюдаем совсем другую картину: впечатление такое, что режиссёры воспринимают вставные номера не только как перерыв в движении сюжета, но и как повод для собственного отдыха. Самые мизансценически бедные какие эпизоды? Правильно: вставные. Самые неинтересные пластически – они же. В «Приходь, казко!» Черновицкого театра кукол (режиссёр Наталия Маркив) звучит песня Шейлы, а куколка просто раскачивается, поднимая-опуская ручки. В полтавском «Круть и Верть» (режиссёр Александр Иноземцев) интересный музыкальный материал, а фантазия постановщика в эти моменты явно дремала…

Впрочем, музыкальные вставки даже и особых постановочных изысков не требуют. В другом спектакле Черновицкого театра, «Пан Коцький», поставленном Натальей Маркив, они динамичные, короткие, музыка зажигательная, – и вот вам приятные зрительские ощущения.

Пустоты зрительного ряда во вставных номерах усугубляются их растянутостью. Песня Шейлы длится больше минуты, так же как и песня Мыколы в начале «Їжачка-хитрячка» А.Кузьмина по произведениям И.Франко Херсонского театра кукол (режиссёр Александр Кузьмин). Но если уж вы даёте не один, а целых четыре куплета песни да к тому же под фонограмму, – отчего ж не поставить актёру полноценный танец?.. «Доктор Айболить» Киевского муниципального театра кукол на левом берегу Днепра (режиссёр Руслан Неупокоев) – мюзикл, в нём львиную долю времени занимают музыкальные номера, а пластика – бедная, впечатление, что её постановкой вообще не занимались. Но жанру мюзикла пренебрежение пластикой противопоказано. Симпатичный эпизод с плящущими дровами в «Ивасике-телесике» херсонского театра «Би-ба-бо» (режиссёр Ольга Шаламова) оживляет действие, но слишком долгая (полминуты) беготня героя и дров вокруг дома снижает зрительское впечатление от эпизода. Подобные сцены встречаются и в других постановках, например, в спектакле «Чарівні слова» Запорожского театра кукол (режиссёр Олег Лубенец), в котором погоня Ведьмы за Иванком – просто беготня по кругу то в одну, то в другую сторону.

Песни в спектаклях звучали вживую и в записи. Обычно использование фонограмм оправдывают тем, что спектакль играют на выездах, а пение в нескольких спектаклях подряд – чрезмерная нагрузка на голосовые связки актёра. Аргумент понятный, непонятно только, почему и при исполнении на стационаре, и даже в конкурсной записи тоже звучит фонограмма. Рада буду ошибиться, но у меня ощущение, что как только сделали фонограмму, всё, пиши пропало: никогда уже вживую актёры петь в этом спектакле не будут, даже если поют хорошо.

Из временнЫх особенностей постановок часто встречается затянутая экспозиция, как например, в ровенских «Злыднях» (режиссёр Марина Назаренко) и полтавском «Круть и Верть». Взбодрить публику нужно, но было ощущение, что актёры не публику разогревали, а сами раскачивались. Хотя… Вот и в отменном «Соломенном бычке» С.Цыпина Волынского театра кукол (режиссёр Дмитрий Драпиковский) экспозиционные длинноты ощутимы, но они не раздражают, как в других случаях. Можно бы и сократить, но там столько симпатичных подробностей, что пусть лучше длинноты останутся, чем милые подробности исчезнут из спектакля.

Постановки, составившие программу смотра-конкурса, не назовёшь визуально статичными: режиссёры активно используют сценическое пространство. Используют, но не всегда осваивают: перемещения персонажей нередко формальны. Грешат этим ровенские «Злидні», черновицкие «Приходь, казко!» и «Пан Коцький», полтавский «Круть і Верть», киевский «Лікар Айболить». Подобные эпизоды – когда движения персонажей (как в живом плане, так и кукол) не обусловлены действием, – есть почти во всех спектаклях.

Исключая драматический спектакль «Мнимый больной» Ж.-Б.Мольера Харьковского театра кукол им. В.Афанасьева и пластический спектакль «Бумага» А.Горенштейна Одесского театра кукол (в этом плане ставить их в один ряд с другими постановками нелогично), мне показалось, что убедительнее всего сценическое пространство освоено в спектаклях «Любовь дона Перлимплина» Ф.-Г.Лорки Киевского театра кукол (режиссёр Оксана Дмитриева), «Соломенный бычок» Волынского театра, «Ивасик-телесик» А.Кузьмина Николаевского областного театра кукол (режиссёр Александр Кузьмин), «Фарбований лис» Закарпатского театра кукол «Бавка» (режиссёр Александр Куцык).

«Злидні» по мотивам украиснких сказок,
Ровенский театр кукол

Часто спектаклям не достаёт работы режиссера с куклой, вообще – с предметом. Как мне кажется, иногда это связано с увлечённостью постановщиков живым планом, и симпатичные куклы, которые могли бы гораздо больше дать спектаклю, не раскрывают всё, на что способны. Пример – ровенские «Злидні» (художник Ольга Филончук).

(скрины добавлю позже)

Хотя, возможно, проблема более серьёзна и связана со снижением общего уровня постановочной культуры. Так или нет, но даже и в прелестном «Соломенном бычке» волынян есть не только очаровательные сцены, как, например, с мухой, но и банальная тряска куклами. Пожалуй, лишь в спектакле Киевского театра кукол «Любовь дона Перлимплина» (режиссёр Оксана Дмитриева) не было «пустот» в обращении актёров с куклой, всё было режиссёрски продумано.

(скрины добавлю позже)

«Божественна комедія… АнДанте» Н.Крат,
Львовский театр эстрадных миниатюр  «І люди, і ляльки»

Общением в спектакле исполнителя и куклы сейчас никого не удивишь. Приём этот зрелищный, смыслоёмкий. Жаль, что в постановках он встречается редко. Запомнился крохотный эпизод в ужгородском «Фарбованом лисе», когда ставший синим герой возвращается в лес и на мгновение «раздваивается»: актёр отнимает маску от лица и играет с ней, – пугается, отстраняет её от себя со словами «Це я?» (кстати, большие маски в этой постановке весьма эффектны; художник спектакля – Татьяна Улинец, изготовление масок – Юрий Зуб). Удачно использован этот приём и в николаевском «Ивасике-телесике». Общение актера и куклы – фирменная черта стиля львовского театра «І люди, і ляльки». Может быть, львовяне расшевелят коллег, пробудят интерес других коллективов к этому приёму, ведь он и содержательный, и эффектный, то есть с какой стороны ни подойди, – перспективный.

«Лікар Айболить» по мотивам К.Чуковского,
Киевский муниципальный театр кукол

В режиссуре спектаклей наряду с интересно решенными эпизодами много непроработанных фрагментов, всё это производит впечатление недоделанной работы. Вот Айболит даёт крокодилу огромную таблетку – в пасти не помещается. Как же он её проглотит? – встрепенулась я в ожидании витка режиссёрской фантазии. А в следующее мгновение крокодил с таблеткой поперёк пасти, попугай и Айболит опускаются за ширму и через секунду поднимаются над нею, но крокодил уже без таблетки. Вот такая вот фантазия… И ведь не скажешь, что образных решений в этой постановке нет совсем. Там работает сценическая конструкция, чья функция – обозначать место действия: когда доктор отправляется в Африку, белый полукруг начальных сцен, символизирующий больницу, опускается на манер страницы книжки, и за ним обнаруживается голубой – море. Образно решена и сцена, когда крокодил проглотил Бармалея. Но таких превращений мало, а спектакль-то – для самых маленьких. Для них в большей степени, чем для ребят постарше, смысл должен передаваться через зрительные образы. И ведь могут же, как могут не просто держать куклу, а разработать подробно поведение кукольных персонажей, как, например, в симпатичной сцене в темнице, когда доктор, попугай и крокодил попали в плен к Бармалею. Могут же…

«Соломенный бычок» С.Цыпаина,
Волынский областной театр кукол

К сожалению, постановщики нечасто балуют свою маленькую публику игрой со зрительными образами, превращениями предметов. Странно, ведь это один из самых эффектных приёмов. И у него есть одно удивительное свойство: неожиданное превращение настолько привлекательно само по себе, что оно не обязательно должно быть сложным технически, оно может быть самым простым, а на зрителя впечатление всё равно произведёт. Как в николаевском «Ивасике-телесике», где этот приём используют активно и с толком. Как в «Чарівних словах» Ужгородского театра «Бавка» (режиссёр Наталия Орешникова, художник Елена Бугренкова), где лежит на столе огромная книга, а потом её раскрывают, и оказывается, что это «раскладушка»: перед нами возникает вырезанное из бумаги пространство, место действия. Простой приём, те раскладушки мы тыщу раз видели, но в пространстве спектакля он оказался неожиданным и – произвёл впечатление. Таким же волшебством стало в этом спектакле превращение в ведьму обёрнутого вокруг руки куска ткани, а в тернопольской «Василине» (режиссёр Оксана Дмитриева, художник Наталья Денисова) – превращение лавок в дижки. Такие превращения есть и в других спектаклях, но по-моему, их слишком мало. Например, в запорожском «Каліф-лелека» (режиссёр Мария Власова, художник Людмила Зиновьева) превращение калифа и визиря в аистов обставлено без затей: куклы этих персонажей просто опускаются за ширму, а фигурки аистов поднимаются из-за неё, вот и всё превращение. К сожалению, превращение заменили простенькой имитацией и в очаровательном волынском «Соломенном бычке»…

Иногда в спектаклях возникают странные вещи, которые трудно понять. «Приходь, казко!» Черновицкого театра кукол (режиссёр Наталия Маркив, художник Вера Задорожняя), над ширмой – кукла, перед ширмой актёр, играющий роль сказочника, – разговаривают. На репликах куклы актёр стоит к ней лицом, к залу спиной, а когда приходит черёд отвечать, оборачивается лицом к зрителю, кукла остаётся за его спиной, и вот таким макаром он ей отвечает. Если это приём, то что сие значит? Ну не могу же я предположить, что в зале театра кукол, не слишком похожем на стадион, профессиональному актёру нужно поворачиваться к публике лицом, что его было хорошо слышно… Ещё одна диковинная деталь из той же постановки относится к сценографии. Сказочник хочет создать нового героя, изображая этот процесс как приготовление блюда на огне, – весьма спорный образный ход (хотя бы ввиду прямых ассоциаций со сказочной Бабой Ягой, персонажем всячески отрицательным), ну ладно, допустим. Но почему при этом художник нарисовала в центре ширмы не кастрюльку, котелок-казанок или на худой конец сковороду, а чайник, и именно в него сказочник «бросает» ингредиенты будущего «блюда»?..

Другой пример необъяснимой странности – в спектакле «Лікар Айболить» (пьеса Р.Неупокоева по мотивам произведений К.Чуковского) Киевского муниципального театра кукол. Главный герой заявляет: «Цей світ хворий, його не вилікувати». И эта фраза звучит в спектакле, который, по информации театра из анкеты смотра-конкурса, рассчитан на зрителей в возрасте «3+»…

«Ивасик-телесик» А.Кузьмина,
Николаевский областной театр кукол

Интересно, что названных выше проблемных моментов, часто встречающихся в кукольных спектаклях для детей, не так уж сложно избежать. Один из примеров – «Ивасик-телесик» А.Кузьмина Николаевского областного театра кукол (режиссёр Александр Кузьмин, художник Екатерина Сарахман). В нём много игры образами, превращения самых простых, незатейливых предметов. И песен-танцев полный короб. Но всё интересно, подробно разработано – от характеров персонажей и их отношений до музыкальных номеров. А главное, весь сюжет решён сценично – в сплаве зрительных, звуковых образов со словом.

Художник

Зрительский эгоизм вызывают не только режиссёрские, но и сценографические излишества. Пример – «Золоторогий олень» Львовского областного театра кукол (режиссёр Сергей Брыжань, художник Инесса Кульчицкая). В нём аж в глаза бьёт избыточность нафантазированного художником, но это всё так здорово придумано, что даже и при всех очевидных проблемах и провисах в спектакле в целом и особенно в актёрской игре, вызванных бесконечными перемещениями и превращениями предметного плана спектакля, не хочется там ничего убрать: обретения были бы меньше потерь. Но тут отмечу одну особенность сценографии в этой постановке, которая, на мой взгляд, и решает дело: между образами, в разное время появляющимися в спектакле, возникают смысловые связи, отчего они ощущаются не набором интересных сценографических решений, а художественным целым.

«Мнимый больной» Ж.-Б.Мольера,
Харьковский театр кукол им. В.Афанасьева

Этой «нелинейности» связи сценических образов мне не хватило в харьковском «Мнимом больном», постановке, демонстрирующей поистине неисчерпаемую образную фантазию известного дуэта – Оксаны Дмитриевой и Натальи Денисовой. Возможно, тут дело не в индивидуальном почерке, а в том, что образам слишком тесно в пространстве и времени спектакля. В другой постановке того же творческого дуэта, «Василине» Тернопольского театра кукол, образы-символы – не статичные знаки, они живут во времени, в спектакле есть образные цепочки, трансформация образов, как, например, всадник – белый, красный, чёрный, и эта ниточка, за которую его держат, – нить судьбы…

В спектаклях нынешних «Премьер сезона» есть удачные, выразительные куклы. Небанально решены они в запорожском спектакле «Чарівні слова», полтавском «Круть і Верть», ровенских «Злиднях». Но режиссеры, к сожалению, не всегда обращают на кукол достаточное внимание, и они нередко остаются на периферии постановки.

«Злидні»,
Ровенский областной театр кукол

Судя по спектаклям последнего сезона, между сценографическим решением в целом и куклами наметился конфликт: художники иногда забывают проверить, как куклы сочетаются с фоном: соотношение пёстрого и однотонного явно накренилось в сторону пёстрого. Может быть, это попытка компенсировать серость реального житья-бытья, может быть – отголосок повального увлечения жанром шоу, а может, мода на пестроту имеет другие причины, но пёстрые куклы зачастую оказываются помещены в пёструю обстановку и в ней банально теряются. Тем более если в спектакле превалирует живой план.

Актуальна и проблема масштаба, особенно острая ввиду тяготения постановщиков к живому плану и явного пренебрежения кукольным. Когда человеческие фигуры то и дело возникают перед глазами зрителя, а то и постоянно находятся на сцене, а куклы при этом мало того, что на задворках внимания постановщиков, так ещё и маленькие и неинтересные (кстати, может, в первом и кроется причина второго?), человек почти неизбежно подавляет куклу хотя бы визуально, что вызывает зрительский дискомфорт. Это ощущение, более или менее сильное, возникало в разных спектаклях, от черновицкой «Прийди, казко!» до тернопольской «Василины». Иногда оно усиливалось впечатлением, что спектакль поставлен не на то помещение, в котором его играют. Так, по ощущению, «Василина» Оксаны Дмитриевой и Натальи Денисовой – постановка для маленькой сцены и крохотного зала, где всё рядом, всё видно. Куклы маленькие, причём главные – Василина и Мачеха – в глубине сцены. На большой сцене всё это теряется. Я посмотрела на сайте Тернопольского театра: зал там немаленький – больше двухсот мест. Правда, судя по сайту, в театре есть и малая сцена, но информация о ней отсутствует. Может, «Василина» действительно камерная постановка? Но запись-то, присланная на конкурс, сделана явно не на малой сцене. В камерном пространстве впечатления как от физических величин – размеров, их соотношений, так и от художественных – например, наполненности действием сценического пространства, – совсем другие. Впрочем…

«Божественна комедія… АнДанте» Н.Крат,
Львовский театр эстрадных миниатюр «І люди, і ляльки»

Тут к месту вспомнить львовский театр «І люди, і ляльки», с его микроскопической сценой. Опыт этого коллектива показывает, что в теме масштабов и соотношений главное – отношение человека к кукле. В первую голову – отношение постановщиков, а вслед за ними – и актёров. Уж вот, казалось бы, где неизбежно человек будет не то что нависать-подавлять, а просто затмит куклу, так это на Фредра, 6. Но ведь наоборот же. Там куклы любимы и желанны. Да что желанны – там без них просто жить не могут. Неудивительно, что какой их спектакль ни возьми, в каждом куклы просто-таки расцветают. И никому ни с кем не тесно и не скучно.

Актер

«Мнимый больной» Ж.-Б.Мольер,
Харьковский театр кукол им. В.Афанасьева

Конкурс этого года оказался щедр на слаженную актёрскую игру. Ею в обоих спектаклях порадовали ужгородцы («Чарівні слова» и «Фарбований лис») и львовский театр «І люди, і ляльки» («Божественна комедія…АнДанте» Н. Крат и её же «Ось та Ась»), волыняне («Соломенный бычок»), Николаевский областной театр кукол («Ивасик-телесик»), Одесский театр кукол в спектакле «Интервью с ведьмами» и, конечно, знаменитые своей ансамблевой игрой харьковчане. Тернопольские актрисы были убедительны в атмосферно-обрядовых эпизодах, но им не удался переход к бытовой, сюжетной линии.

Насколько подвижная, зыбкая субстанция – актёрская интонация, показал пример херсонского «Їжачка-хитрячка»: с этой постановкой театр удачно выступил на Винницком фестивале, а когда я увидела его в записи, присланной на конкурс премьер сезона, то в первый момент даже и не признала, что это тот самый симпатичный спектакль, который пару месяцев до того видела в Виннице, настолько фальшивой была поначалу игра актёров. Та же история, но с меньшим контрастом, случилась со спектаклем «Коза-дереза» Днепровского театра актера и куклы: на Винницком фестивале игра актёров была весьма удачной, а вот в записи для конкурса премьер сезона из актёрского квартета не было наигранности только у Ирины Синицыной. Ну что же, главная ценность искусства театра, его сиюминутность, неповторимость, имеет и свою оборотную сторону…

Отдельно – о единственном пластическом спектакле в конкурсной программе, «Бумаге» А.Горенштейна Одесского театра кукол (режиссёр и художник Александр Горенштейн). Проблема всех виденных мной украинских пластических постановок последнего времени – зашкаливающее «многословие». Почему-то режиссёры упорно не учитывают известное свойство пластики: она более ёмкая, чем слово, на порядок быстрее доносит до зрителя смысл, эмоцию. Например, эпизод «чиновник с телефоном» в середине спектакля длится больше четырёх минут, но всё, что в нём заложено, зритель воспринимает секунд за тридцать. Вот неслучайно все выдающиеся образцы жанра – миниатюры… Второй очевидный недостаток одесского спектакля – его глубокая вторичность. Всё, что мы видим на сцене, уже многажды видено, и если исходные образцы принадлежат сфере культуры, то многочисленные вариации давно уже продукт масскульта. Тут нужно уточнить: неоригинальность мысли – не беда, а вот неоригинальность её образного воплощения, а попросту говоря, банальность пластики спектакля – это уже из рук вон плохо. Единственный зацепивший меня эпизод в «Бумаге» – танго. Но черт побери, где балетмейстер?..

И – пара слов об одной номинации, которой нет на смотре-конкурсе премьер сезона, и которую, мне кажется, стоит добавить. Или учредить отдельный приз – а заодно и антиприз – за операторскую работу. В нынешнем сезоне приз я бы отдала прекрасной, практически образцовой работе оператора, который снимал волынского «Соломенного бычка».  Антиприз, безусловно, заслужил тот, кто снимал спектакль Киевского театра кукол «Любовь дона Перлимплина». Человек абсолютно не чувствовал ни суть происходящего, ни свою задачу, был увлечён не съемкой, а собой. Но даже и пытаясь самовыразиться, продемонстрировал лишь убогость своей операторской фантазии. Кстати, выпендрёж обычно и свойствен тем, кому нечего сказать…

* * *

В конце – короткие итоги личных зрительских впечатлений сезона 2016-2017 от кукольных спектаклей украинских театров..

Самое выразительное, неожиданное сценографическое решение – работа Ольги Филончук в «Истории одной матери» Николаевского частного театра «ИстАрт». В этом же спектакле – самая впечатляющая актёрская работа прошлого сезона – Натальи Григорьевой. Открыла для себя перспективного режиссера Дмитрия Драпиковского («Соломенный бычок» в Волынском театре кукол). Ещё раз убедилась, как сиюминутен театр и как важна в нём точная интонация, – «У нашім раї на землі» Закарпатского театра «Бавка» на фестивале «Интерлялька» в Ужгороде.

Самое сильное, самое гармоничное впечатление оставили у меня в прошлом сезоне спектакли «Ежик в тумане» Харьковского театра кукол им. В.Афанасьева (режиссёр Оксана Дмитриева, художник Наталья Денисова) и «Любовь дона Перлимплина» Ф.-Г. Лорки (режиссёр Оксана Дмитриева, художник Светлана Сафронова). Хочу написать о каждом из них отдельно.

Порадовало обилие новых названий в репертуаре театров. Огорчило отсутствие на конкурсе премьер сезона новых работ Владимира Пидцерковного (он совсем недавно перешёл во Львовский областной театр кукол), Ярослава Грушецкого, Карины Чепурной, Михаила Николаева. Среди коллективов, приславших работы на конкурс премьер сезона, не было Хмельницкого, Черкасского, Ивано-Франковского, Кировоградского, Житомирского театров кукол, Днепровского молодёжного… Так что картина получилась неполной. К этому нужно добавить, что среди премьер прошлого сезона было много переносов. Так что новых для режиссёров постановок оказалось ещё меньше. Что тоже огорчительно.

P.S. Кстати. Очень возможно, что избыточность постановочной фантазии – не только индивидуальная черта, но и тенденция. Эта особенность хорошо заметна, например, и у Алексея Кравчука. Тут можно было бы и взгрустнуть по ощущению целостности спектакля, редкому нынче на украинской сцене, но когда в эпоху тотальной серости творцы так щедры на выдумку, надо хвататься за этот спасительный круг и благодарить судьбу за ту радость творчества, ту созидательную энергию, которой они одаривают нас.

Сентябрь-октябрь 2017,
Январь 2018