В пятом фестивале «Коломийськi представлення» впервые принимал участие российский коллектив – Омский Северный драматический театр им. М.Ульянова из города Тара. Мы беседуем с его главным режиссером Константином Рехтиным.
? — Константин Викторович, как Вы узнали о Коломыйском фестивале?

— Три года назад на фестивале, проходившем в Омске, членом жюри был Ростислав Григорьевич Коломиец. Мы очень расстраивались, что не поехали тогда в Омск, а играли конкурсный спектакль у себя на площадке, и что к нам приедет только один член жюри. Но когда мы познакомились, когда после спектакля он сделал подробный разбор постановки (спектакль был тоже, кстати, по Чехову, как и тот, что мы привезли в Коломыю), мы оценили его профессионализм, дружелюбие и, конечно, были обрадованы приглашению на Коломыйский фестиваль.

В Таре 27 тысяч жителей. То, что в таком маленьком городе есть театр, для Европы обычно, но для России нет: по официальным данным, лишь в 12 наших малых городах есть театры. В этот список городов входят и стотысячники, но мы понимаем, что 100 тысяч и 27 тысяч жителей – для театра большая разница.

Театры малым городам нужны (я имею в виду жителей, а не власти этих городов). Ведь маленький город – это замкнутое пространство, это ощущение ущербности, хотим мы того или нет. Или, скажем так, неполноценности своего бытия. Нехорошее это слово, «неполноценность», но вот что-то похожее на это ощущение есть. Плюс большие расстояния.

? — Как складывается репертуар театра?

— На него влияет несколько обстоятельств. Первое – то, что у нас очень молодая труппа, почти одновозрастная. Разброс небольшой: самому старшему артисту тридцать два года, самому младшему – 20. Это связано, во-первых, с личными качествами артистов, которые решились поехать в маленький провинциальный город. Во-вторых, это мои ученики. Я стараюсь брать только своих учеников (они обучаются по заочной форме, в театре), либо учеников моих учителей. Заочная форма обучения – в театре – достаточно распространенная в России форма обучения: таким образом провинциальные театры решают свои кадровые вопросы.

Второе обстоятельство, влияющее на формирование репертуара: наш театр выездной, мы много ездим в самые отдаленные уголки региона. Это влияет и на материальную часть постановки, которая должна быть легкой, мобильной, и отчасти на содержание, его надо не особенно усложнять, потому что жизнь там нелегкая.

И третий момент, а для меня самый главный, – желание театра показать свое собственное лицо. Поэтому мы ставим спектакли, сознательно экспериментальные. Например, часто берем материал, не имеющий сценической истории, и пытаемся найти театральный язык, приемы для его воплощения. Поэтому философия Коломыйского фестиваля – первопрочтение – полностью совпала с нашими принципами и желаниями. Мы здесь оказались неслучайно.

Мы работаем как репертуарный театр. Я безусловный сторонник этой формы организации театрального дела. Только в таком театре – с постоянной труппой, стабильным репертуаром – можно по-настоящему воспитать, вырастить актера психологической школы. Репертуарный театр в маленьком городе – это прежде всего проблема зрителя. Наш потенциальный зритель в родном городе – это гораздо меньше трети общего числа жителей. Поэтому наш театр передвижной. Мы вынуждены ставить спектакли, ориентируясь на разъезды, и делаем это в ущерб себе, потому что у театра шикарная собственная площадка, с поворотным кругом, с иными техническими возможностями. Кроме того «разъезды» наши – по плохим дорогам, и это тоже приходится учитывать, особенно художнику спектакля.

И еще – расстояния. От Тары до Омска 300 километров по очень плохой дороге, тем не менее мы туда приезжаем по пять и более раз за сезон, и выполняем план благодаря миллионному Омску. Мы туда приезжаем с большим репертуаром, играем в театре «Арлекин» и на других площадках.

Сейчас развивается еще одно направление: когда к нам, в Тару, приезжают туры из соседних поселков, деревень. А теперь планируем туры и из Омска.

? — У Вас старинный город, ему более 400 лет, вам есть что показать гостям…

— Город-то старинный, но в советское время очень много уничтожили. В Таре было четыре старейших в Сибири православных церкви, польский костел, первая каменная мечеть в Сибири, – всё было взорвано, одна только церковь сохранилась, очень красивая. Кроме того, это же старинный деревянный город, я в нем уже десять лет, и это богатство на моих глазах гибнет. А обыватель не понимает, он защищать эту старину не будет, он видит во всем этом гнилье, которое надо сносить. Я как могу борюсь, но это очень непросто, денег не хватает… Но все равно у нас есть что показать и рассказать, а главное богатство – это 4 метра культурного слоя. Сейчас у нас интенсивно ведутся раскопки: Тара – один из немногих городов, в которых был деревянный кремль, и когда мы уезжали в Украину, там работала экспедиция из Мексики, вскрывали слои и т.д.

? — Заинтересовать зрителей – задача любого театра. Но для театра в глубинке не менее важная и сложная задача – заинтересовать актеров. Как Вы это делаете?

— Я не могу сказать, что мы живем только одним творчеством. Создание определенных условий, нормальных для жизни артиста, – это тоже очень важно. Но пока театр больше держался на творческой неуспокоенности, творческом интересе. Я принципиально прослушиваю поступающих только в Таре: они приезжают сюда, значит, понимают, как это далеко, что представляет собой город, в каких условиях они будут учиться и жить. На вопрос, почему они решили поступать именно сюда, отвечают: слышали, что это живой, интересный театр. Но потом они обзаводятся семьями, задумываются, будет ли у них собственное жилье, какая у них зарплата. Когда создавался театр, спасибо губернатору, у нас были очень хорошие условия: некоторые артисты даже получили квартиру в собственность. И благополучно уехали – чтобы сниматься в сериалах, сразу же…

? — У Вас театральное здание?

— Нет, это здание бывшего кинотеатра. Его, кстати, строил отец Михаила Ульянова, имя которого носит наш театр. Наш зал – почти идеальный для драматического театра, лучше, чем многие столичные театральные залы. В нем 180 мест, амфитеатр. С любого места в зале хорошо виден весь планшет сцены. Сама сцена невысокая – метр с небольшим, как и должно быть в драматическом театре, достаточно глубокая – за это я бился как мог. Впрочем, я за всё бился. Когда я в Омске приходил в проектную организацию к архитектору, который делал проект реконструкции здания под театр, всё начиналось с чашечки кофе и разговоров типа «Ну зачем круг на сцене театра, который находится в деревне?» У нас хорошее штанкетное хозяйство, прекрасная звуковая и световая аппаратура, другие технические приспособления. В общем, ничего особенного, но всё, что надо, есть.

? — Сколько премьер в сезон вы выпускаете?

— Семь. Это наш норматив. Меньше нельзя. Мы сами набрали такой оборот. Для маленького городка в самый раз. Спектакли живут по-разному, например, чеховский «Нешуточки» – 11 лет, это визитная карточка театра. У нас всё очень просто: люди покупают билеты на премьеру. Если не понравилось, то их друзья и знакомые, которые взяли билеты на следующий показ, придут и сдадут их в кассу. Сдадут и еще и всё выскажут. Это же маленький город, здесь все – одна большая семья. Так что общение зрителей с театром самое живое и непосредственное. Кстати, я заметил, что и в Коломые то же: зрители мне уже и рассказали свои впечатления о нашем спектакле, и расспросили о том, что им в спектакле было непонятно. Это же маленькие города…

? — Вы сами ставите все спектакли?

— Нет, это невозможно. Приглашаю режиссеров – и сибирских, и столичных, москвичей, питерцев.

? — Понятно, что Вы ставите прежде всего спектакли, которые заинтересуют зрителя. А для себя, для души – то, что нужно Вам и театру в творческом плане, но может не иметь зрительского успеха?

— В начале моей работы в этом театре мы сделали спектакль, который вообще не ставился в России, был только опыт Мейерхольда, и то неудачный, в Петербурге с Комиссаржевской, – «Весенние побеги» немецкого автора Ф. Ведекинда. Мы долго работали над этой пьесой, проект финансировал немецкий культурный центр. И этот спектакль наш тарский зритель абсолютно не принял, хотя мы с ним получили приз за лучший спектакль в регионе, высокую оценку на крупном межрегиональном сибирском фестивале, ездили с этим спектаклем в Самару. Он очень сложный, в том числе и технически. Там множество масок, артисты должны с ними разнообразно работать. Но я очень хотел поставить эту пьесу, мне было любопытно. У меня был такой режиссерский азарт, я не очень думал про зрителя.

? — Такие спектакли тоже нужны, без них нормальное творчество невозможно.

— Но к сожалению, с годами становится всё сложнее осуществлять подобные проекты. Мне хотелось бы поставить «Три сестры» Чехова, да любую большую его пьесу. И Островского. Хотелось бы поставить что-то из сегодняшних экспериментальных пьес наших российских современных драматургов, из ближнего зарубежья. То есть что-то поглубже, посерьезнее. Я бы хотел поставить Г.Грекова «Ханана» – страшная пьеса о реалиях жизни русской провинции. Но как это будет воспринято публикой, не знаю. Мы не можем идти за публикой, но, с другой стороны, совсем не считаться с ее ожиданиями – тоже не дело. Думаю, мы будем развиваться разноформатно. Я буду активно сотрудничать со средствами массовой информации, рассказывать о спектаклях, объяснять, готовить зрителя. Чтобы он знал, что идет на экспериментальный спектакль. Мы собираемся открыть театр-кафе, буду рассказывать зрителям об этой форме, о спектакле «Михаил Ульянов», который собираюсь поставить (кстати, моноспектакль Л.Кадыровой о Заньковецкой, который мы видели на Коломыйском фестивале, очень меня впечатлил  дал мощный импульс к работе над этим проектом). В общем, нужно, чтобы зритель понимал, что в театре разные спектакли, разные жанры.

? — Если Вы не суеверны, расскажите, пожалуйста, что собираетесь ставить в ближайшее время.

— Я скажу. Потому что я заметил: если говоришь, говоришь об этом, значит, сбудется. Очень хочу делать театр человеческий. Это меня очень греет. Хочу поставить пьесу украинского драматурга А.Марданя «Последний герой» (премьера состоялась летом 2014, – ред.). Хотелось бы поставить одну из пьес А.Володина. Думаю, мы уже созрели для того, чтобы взяться за шукшинские рассказы, попытаться воплотить на сцене эту простоту, эту правду…

Коломыя, 15 сентября 2013

Расспрашивала Л.Томенчук