В фестивальной программе очень заметна линия обращения к классике и, шире, к культурному прошлому. Самыми разнообразными нитями с ними связано большинство спектаклей нынешнего фестиваля. То ли напрямую, как «Гамлет», «Акакий» и «Весілля», то ли опосредованно.

М.Чейз «Белый кролик», или «Когда не все дома»
Лирическая комедия
Кишиневский русский драмтеатр им. А.Чехова
Молдова
Режиссура — Дмитрий Коев
Сценография — Юрие Матей

Американская писательница и журналистка Мери Чейз известна всего одним произведением, но в свое время оно имело ошеломляющий успех да и до сих пор вызывает интерес. Пьеса «Харви» была написана в 1944 году, тогда же поставлена на Бродвее и выдержала более полутора тысяч представлений в течение четырех с половиной лет (шестой по продолжительности результат среди драматических произведений за всю историю Бродвея). В следующем году автор получила за «Харви» Пулитцеровскую премию в области драматургии. Весомость этой награды можно оценить по тому, что М.Чейз была четвертой женщиной, получившей данную премию в этой номинации, а за сто лет ее получили всего четырнадцать женщин. По этой пьесе кишиневцы и поставили свой спектакль.

Сюжет прост. Харви — огромный белый кролик, которого «видит» чудак и добряк миллионер Элвуд Дауд и о котором охотно рассказывает окружающим. Родня принимает Дауда за умалишенного и норовит упечь в сумасшедший дом (и жить рядом с ним неудобно, да и деньги немалые, если оформить опеку). Обаяние и глубину этой незамысловатой истории, и прежде всего образам Дауда и кролика, — придает то, как кролик вписан в сюжет. Фантазия о кролике обрастает в рассказах главного героя такими подробностями, что трезвомыслящие сестра миллионера и главврач больницы начинают верить в его существование. Благодаря этой неразберихе происходит масса недоразумений, возникают самые неожиданные смешные ситуации, поддерживающие градус комизма на протяжении всей пьесы. Кишиневские артисты используют возможности материала, и зал откликается благодарным смехом и аплодисментами.

Но смех смехом, а интерес к происходящему в неменьшей степени поддерживает загадка. Верит ли сам Дауд в реальность своего белого друга или подшучивает (а может, издевается) над окружающими? Причем, как всегда в хорошей пьесе, и то, и другое возможно, вписывается в логику происходящего. В спектакле, который мы увидели на фестивале, возможно не только это. У кишиневцев Дауд (Геннадий Бояркин) — добродушный, совершенно положительный герой. Он появляется в этой истории милым, наивным простаком Но в его взгляде, дружелюбной улыбке отчетливо читается ирония. Ее ровно столько, чтобы зритель не усомнился в доброте персонажа, но почувствовал, что Дауд не простак. Балансируя между добродушием и иронией, актер и сыграл свою роль, оставив нам гадать, верит его персонаж в своего кролика или нет, и что такое этот кролик.

Первое приходящее на ум объяснение загадочного кролика — герой выдумывает его в попытке справиться с одиночеством. Намеки на это есть в пьесе и спектакле. Но успокоиться на этом не дает другой вопрос: почему фантазия героя рисует именно кролика? По крайней мене, для славянской традиции это симпатичное животное несвойственна функция, в которой кролик выступает в пьесе и спектакле. И тут мы неизбежно обращаемся к культурному прошлому. Конечно, прежде всего вспоминается Кролик из «Алисы в стране чудес», — отсылка в рамках англоязычной литературы более чем вероятная. Особенно если учесть, что сперва Чейз дала пьесе название «Белый кролик». Так, благодаря кэрроловским ассоциациям, загадочный Харви обретает смысл проводника в другой мир, в котором герой спасается от прагматичной, плоской реальности. Но и это не всё. Многие из нас вспомнят Братца Кролика, персонажа-трикстера из афро-американского фольклора, широко известного в культуре Северной Америки, но известного и нам по «Сказкам дядюшки Римуса». И, конечно же, припомним мультипликационного диснеевского героя — Удачливого Кролика Освальда. А специалисты предполагают еще и родство кролика из пьесы М.Чейз с кроликом-трикстером из фольклора американских индейцев. Так образ Харви прирастает чертами удачливого, ловкого обманщика.

Какой из многих смыслов Белого Кролика выступил на первый план в кишиневской постановке? Театр напоминает нам, что мир можно постигать не только умом, эмоциями, но и в образах. Они позволяют увидеть жизнь объемной, многозначной. И это очень уместное напоминание. В спектакле же в целом, в игре слаженного актерского ансамбля мне не хватило искрометности. Чуть меньше лирики, чуть больше остроты, мне кажется, добавили бы комических красок этой истории и были бы очень кстати.

И.Карпенко-Карый «Сто тысяч»
Комедия
Коломыйский украинский драмтеатр им. И.Озаркевича
Режиссура — Дмитрий Чиборак
Сценография — Николай Данько

Я хорошо знаю этот коллектив, видела актеров в разных спектаклях, в том числе и в комедиях. Они умеют рассмешить и порадовать публику, сыграть вкусно, стильно. В спектакле «Сто тысяч» к этому располагает не только отменный драматургический материал, с его энергичным сюжетом и массой комических моментов. Художник сотворил сценическое пространство со своим духом, стилем, атмосферой. Пространство, провоцирующее на игру с иронией, насмешкой, что называется, с перцем. Немало таких моментов было в спектакле, это видно по фотографиям. Из актерского состава точно в стиле от начала до конца сыграла свою роль Надежда Комарова (Параска). К нужному стилю и остроте игры близок Артур Филимонов (Неизвестный). Но общий настрой исполнителей был, что называется, без искры. И впечатление от спектакля оказалось не таким ярким, как могло бы быть с этой пьесой и этими актерами.

Я.Стельмах «Любовь в стиле барокко»
Шутка
Донецкий областной драматический театр (Мариуполь)
Режиссура, сценография — Анжелика Добрунова

А вот мариупольцам удалось оседлать норовистого конька комедии. Хотя лошадка действительно с норовом. Хорошо помню, как некий спектакль на одном фестивале произвел фурор, зал хохотал до упаду, а через две недели на другом фестивале тот же спектакль с теми же исполнителями провалился, и если бы я сама не видела и тот, и другой своими глазами, ни за что бы не поверила, что между удачным и неудачным показом может быть такая разница. Вот я и говорю, капризный жанр.

Все комедии, показанные в этом году на «Хомо Люденс», подтверждают наблюдение, что успех комедийного спектакля у зрителя в огромной, если не определяющей степени зависит от настроя актеров, от того, удастся ли им поймать ритм, ощутить азарт игры. А уж тем более это относится к легкой комедии. В трагедии, драме актеру есть за что спрятаться: высокая тема, бушующие страсти, напряженные конфликты, необычный режиссерский ход, сценография, костюмы, — всё это может занимать зрителя и помочь актеру удержать его внимание. В комедии это тоже действует, но недолго. Тут без внутреннего азарта не обойтись. На «Хомо Люденс» 2021 в комическом жанре самым удачливым оказался коллектив мариупольского театра.

Пьеса Стельмаха, по которой поставлен спектакль, в разных источниках имеет разные названия: «Коханий нелюб», «Коханий нелюб, или Укрощение строптивого», «Любовь в стиле барокко». Выбрав последний вариант, театр акцентировал ироничность своей шутки и вместе с тем сделал сразу две отсылки к классической традиции, далекой и не очень. Дальняя присутствует в самом названии: в эпоху барокко (XVII – XVIII вв.) были популярны мотивы, на которых основан сюжет пьесы, например, обмен масками между господином и слугой, мотив «жизнь как сон, сон как жизнь». А более близкая традиция – это написанная в конце ХІХ в. пьеса И.Карпенко-Карого «Паливода вісімнадцятого століття» [паливода - озорник, разбышака], по ее мотивам и создал своего «Нелюба» Я.Стельмах.

Спектаклю, вслед за стилем барокко, присущи цветистость, динамика. А вот барочной вычурности в нем нет, что и хорошо: было бы чересчур. Шутка добавила озорства и лихости. Так и разыграли актеры полную подмен и недоразумений историю женитьбы гуляки-графа. Самыми выразительными в слаженном ансамбле персонажей были Степан (Антон Шаламов) и Онисим (Сергей Забогонский). И как не упомянуть изумительную мову пьесы Стельмаха, богатую, сочную. Публика могла насладиться ею благодаря внятной речи актеров, что, к сожалению, нечасто встречается нынче в наших театрах.

В фестивальной афише было четыре спектакля зарубежных театров, три из них — на иностранных языках, большинству зрителей непонятных. Именно по поводу таких случаев я впервые прочла слова известного западного режиссера о том, что если зритель в первые пять минут спектакля не поймет, что происходит на сцене, это плохой спектакль. Этот тезис — напоминание о том, что театр — не литература, что драматический спектакль — визуально-словесное искусство.

Мне были интересны все три постановки на языках, которые я не знаю. По разным причинам, с разной степенью усилий с моей стороны.

Д.Чхартишвили, А.Иванущенко «Смени»
Горийский драматический театр им. Г.Эриставы (Грузия)
Режиссура, сценография — Давид Чхартишвили

Сложнее всего было на этом иноязычном спектакле: я не знала пьесу, а краткое содержание по-украински прочла только после обсуждения спектакля с труппой. Что я поняла без помощи слов? Девочка-подросток мечется, пытаясь понять жизнь, – это внешний мир, осознать себя, – это мир внутренний. У нее в душе хаос, невнятица, но и во внешнем мире всё не гладко. У матери самой жизнь не устроена, она выпивает, появляется в доме то с одним, то с другим мужчиной. Взрослые пристают к девочке со своими уговорами, увещеваниями. Мать и дочь не могут найти общий язык, бурные ссоры… Я увидела историю о том, как внешний мир, расхристанный, беспорядочный, то и дело бесцеремонно вторгается во внутренний мир подростка, не давая юному существу сосредоточиться на себе, на поисках лада в своей душе и смысла в окружающей жизни.

Но мой интерес к спектаклю держало вовсе не желание понять происходящее. Меня увлекла актерская игра, знаменитая способность грузинских артистов ощущать себя естественно в любых сценических обстоятельствах. В слаженном актерском ансамбле выделю Лику Кевлишвили (Мама), Сосо Мгалоблишвили (Шиншилла) и Кобу Копадзе (Отец). И еще один момент. Режиссер рассредоточил предметы – фасады домов, стулья, кубы – по всему кругу сцены, актеры работают возле то одного, то другого, постоянно перемещаясь между ними, нередко бегом. Это всякий раз осмысленный, значимый бег. Невольно вспомнился один актерский штамп, нередкий в отечественных спектаклях, когда стремительная пробежка актера призвана изобразить внутреннее волнение персонажа, а внутри-то и пусто…

Еврипид «Медея»
Драма
Театр Аникщяйского культурного центра (Литва)
Режиссура — Йонас Бузиляускас
Сценография — Валентинас Жалкаускас

Мне было интересно посмотреть на классический сюжет глазами людей другой ментальности, иной культуры. Спектакль гораздо более сдержанный эмоционально, чем можно было ожидать, зная сюжет. Эта сдержанность во многом компенсируется разнообразными зрительными образами-символами, игрой света и цвета. Из персонажей одна Медея — мятущаяся душа, как нам и привычно ее представлять. Иногда возникало ощущение, что в этой литовской истории есть Медея и хор, что к хору принадлежат и Креонт с Ясоном. Это усиливает ощущение полного одиночества героини и изначальной обреченности ее надежд вернуть былое счастье.

Примечательный штрих: Медея произносит монологи по-русски, с другими персонажами разговаривает по-литовски. Так режиссер акцентирует положение героини — чужестранка. Этот ход выглядит тем более естественным, что исполнительница роли Медеи Евгения Гнедова — русская, все другие актеры — литовцы. В этом приеме есть нюанс, который могут оценить только носители языка: актриса говорит по-литовски с заметным акцентом, и это работает на тот же смысл: чужая. Кстати, прием отчуждения по языку имеет корни в античной драме (партии хора и актеров писались на разных диалектах литературного греческого языка).

П.Шеффер «Сальери»
Драма/комедия
Габровский драматический театр им. Р.Стоянова (Болгария)
Режиссура — Петринел Гочев
Сценография — Гергана Лазарова-Рънкъл

Вообще-то это спектакль-квартет: трое актеров и пианистка. В котором много чего есть. И прежде всего отличный актерский ансамбль — дуэты, трио, с фортепиано и без. Интересная сценография (только на одну тему счётов-нотного стана, фигур и теней за ними можно написать затейливый монолог). Оригинальная пластика и мизансцены (кресло-качалка и его роль и смысл в этой истории тоже достойно отдельного монолога). А можно порассуждать о дрейфе названий: у Пушкина «Моцарт и Сальери», у Шеффера, писавшего свою пьесу по пушкинским мотивам, «Амадей», и габровцев — «Сальери». И обратить внимание на смену жанров: от трагедии у Пушкина, к пьесе без уточнения жанра у Шеффера (по крайней мере, в русском переводе), до драмы/комедии в габровской постановке. О том, какие акценты ставит театр в вечной теме гения и злодейства. О многом еще можно сказать по поводу этого спектакля, если бы… Если бы не Димо Димов.

Двухчасовой спектакль — это фактически моноспектакль, перемежающийся дивными диалогами героя с фортепиано. Два часа практически без передышки, на огромном внутреннем накале, с богатейшей палитрой эмоций, интонаций, мелодики голоса. ритма, и всё на одном дыхании — и актера, и зала. Как хотите, но на фестивальном показе Сальери не выяснял свои отношения с Богом и Моцартом, он исполнил вдохновенный гимн актерскому искусству.

(Далі буде)

«Белый кролик»

 «Сто тысяч»

«Любовь в стиле барокко»

«Смени»

«Медея»

«Сальери»